Жители – село Вазьян Вадский район Нижегородская область

Здравствуйте, что для вас значит село Вазьян?

Воспоминания Панкратова Бориса Семеновича, уроженца села Вазьян. (1922-2017)

Отрывок из книги " Путь длиной в 95 лет"

"За Родину! Вперед!"-Панкратов Борис Семенович с правнуком.

1. Родословная

Я, Панкратов Борис Семенович, родился 22 июля 1922 года в селе Вазьян Вадского района Горьковской области, так написано в моем паспорте. Я был первым сыном в семье Семена Ивановича и Серафимы Ивановны Панкратовых, моих родителей. Дата моего рождения неточная. Не знаю, по какой причине я был не крещен или не записан в церковную книгу, но только, когда мне понадобились метрики в школу, меня записали в Вазьянском сельсовете со слов отца. Он точно не помнил, когда я родился, то ли в 1921 году, то ли в 1922. Отец записал – в 1922, ну и дату взяли – 22 числа, в середине года, в июле.

Но моя мать, увидев мое новое свидетельство о рождении, воскликнула: « Да ведь я тебя в картошку родила, картошку осенью убирала!» Но менять ничего не стали, тогда это было не актуально! Очевидно, я, фактически, старше на год, это точно.

После меня в семье родилось еще шесть или семь детей, четверо из них остались живы. Это - Евгений – 1927 года рождения, Нина – 1930 года, Александра – 1934 года, Людмила - 1941 года рождения. Кстати, последнюю дочь ходил регистрировать в сельсовет отец. Он записал ее Надеждой, а звали ее всю жизнь - Людмила. Так до сих пор по паспорту она – Надежда. Сколько путаницы потом было! Брат и сестры молодыми уехали в город и проживают поныне в городе Нижнем Новгороде со своими детьми и внуками.

Моя мать, Серафима Ивановна, была родом из деревни Радушино Вадского же района, из семьи Ларина Ивана Гавриловича. У Ивана Гавриловича было большое хозяйство, кузница, держал он и рысистых лошадей, занимался и торговлей. Сам я его едва помню, но по рассказам матери он был плотный, коренастый, крепкий. От трех жен, которые умирали от болезней, у него было семь человек детей: Федор, Серафима, Пелагея, Евдокия, Михаил, Николай и Степан. Николай погиб на фронте, потомки Ларина Федора Ивановича проживают в Санкт-Петербурге, потомки Серафимы и Михаила проживают в Нижнем Новгороде и области. Следы остальных затерялись. Сейчас уже рождаются шестые и седьмые поколения от этих людей, конечно, было бы интересно проследить наше родословное древо. Серафима Ивановна была рождения 21 августа 1896 года, прожила 94 года, умерла 31 августа 1990 года, похоронена в Нижнем Новгороде на Новосормовском кладбище.

Серафима была высокой, черноволосой, большие выразительные глаза отливали синевой. По ее рассказам, она была похожа на свою бабку, турчанку, которую привез ее дед Гаврила себе в жены с Крымской войны. Серафима была спокойной и молчаливой, никогда не болела, имела много детей и занималась тяжелым крестьянским трудом. Кстати, эти характерные черные глаза с поволокой, передались почти всем ее детям, многим внукам, и даже праправнукам.

Панкратова (Ларина) Серафима Ивановна. 1966 год.

2. Вазьян в моей памяти.

Село Вазьян в моей памяти остается очень большим, даже огромным. Деревянных домов было, как чернушки насеяно по горам и оврагам. Улицы назывались: Заозеро, Горланка, Мокруша, Гора. Село разделялось околицей на две половины: одну из них - Горланку, называли еще и Вольная сторона. Это исторический факт, что задолго до отмены крепостного права, помещики Зиновьевы освободили от крепостной зависимости часть своих крестьян, с условием « до конца жизни повиноваться им…». Она же, помещица Елизавета Петровна Зиновьева в 1805 году закончила строительство в селе большой каменной церкви, остатки которой и сейчас возвышаются на Вазьянской горе.Вообще, село Вазьян – очень древнее поселение с мордовскими корнями, с богатой историей. Рассказов, легенд по истории в селе всегда ходило очень много. Например, есть такой, похоже, факт, что посреди села на месте нынешней околицы когда-то было большое глубокое озеро - Озьянское озеро. Со дна озера били мощные родники, и оно сообщалось с озером Мордовским. Сообщалось не только рекой Ватьмой, но и подземной карстовой рекой. По преданию, помещице надоел сырой климат озера, и она приказала засыпать его. Целое лето крестьяне возили на лошадях землю, солому, хворост, камни и засыпали озеро. Трудно было засыпать мощные родники. На местах родников были насыпаны огромные курганы, которые возвышаются и сейчас Озеро засыпали, вода ушла, а названия улиц остались: Заозеро, Мокруша…

Сознательно я помню Вазьян лет с шести. У нас был земельный клин, две лошади, прицепной инвентарь. Была корова, куры, овцы. Отец с матерью обладали и мастерством валять валенки. С осени и всю зиму они пропадали в баньке, где очень широко наладили это производство. Брали заказы со всех концов. Отец очень гордился своим ремеслом, и жили мы не плохо. Даже купили другой дом, побольше, и еще пристрой к нему сделали. Большой пятистенок этот сохранился и до наших дней. И сейчас он стоит справа у Вазьянского моста, можно сказать, в почти единственном экземпляре в разрушенной деревне.

Весной 1929 года в Вадском районе были созданы первые четыре колхоза, одним из четырех был создан колхоз «Вазьянец», разумеется, в селе Вазьян. Первым председателем этого колхоза был избран Иосиф Андреевич Михеев, или Иоф Андреевич, как называли его односельчане. Первый год в колхоз вошли всего десятка три хозяйств, на следующий же год более трехсот. В селе активно действовала одна из самых больших в районе организаций ВКП(б). Ее ядро составляли вернувшиеся с фронта солдаты и матросы, всего более 40 человек.

Колхоз быстро набирал силу. Колхозники хорошо обрабатывали землю, в каждой из четырех бригад на работу выходило до ста лошадей. Колхоз много строил: фермы, школу, клуб. Со временем был куплен сад (так называемый Барский), торговали яблоками на всю округу. Конечно, свел в колхоз лошадей и мой отец. Перед этим он сытно накормил их, обнимал за головы и плакал. А попробуй, не сведи, - раскулачат! Но все равно, это довоенное время, тридцатые годы, осталось в моей памяти как время моего взросления, учебы, взлета мечты, встреч с интересными людьми района, небывалого энтузиазма всей страны и в частности, моих односельчан. Я впитывал как губка в себя все, что слышал и видел, о многом мечтал. Можно сказать, что я сформировался в эти годы как личность.

С таких людей, как наш председатель Иоф Андреевич, мне хотелось брать пример. Он вернулся в село с флота, в 26 лет возглавил колхоз, больше десяти лет руководил им и колхоз был одним из лучших. В 1938 году, заметив мое старание, он послал меня учиться в районную колхозную школу, дал мне первую путевку в жизнь. Но я тогда никак не мог и предположить, что спустя много лет меня изберут председателем этого же колхоза, МЕНЯ. Но времена были уже другие, хотя тоже по-своему интересные.

Ныне я часто беру в руки «Книгу памяти нижегородцев, павших в Великой Отечественной войне 1941-1945г.г.» (издательство «Нижполиграф»,г.Нижний Новгород, 1994г. т.3 ) и перечитываю скромные строки: «Михеев Иосиф Андреевич, родился в 1903 году, в с. Вазьян Вадского района. Рядовой. Умер от ран 16 января 1944 года. Похоронен в п. Пулково г. Санкт- Петербурга.» И очень хочется надеяться, что это не все, что осталось от памяти об этом человеке! В 1939 году он попал под репрессии: закололи колхозную свинью и вместе со свояком продали ее на рынке. Деньги нужны были на посевную. Но это власти не учли, была приписана спекуляция, был показательный суд и десять лет тюрьмы. На фронт он, очевидно, попал в штрафную роту, искупил вину кровью; был ранен. Был даже дома после ранения, но снова ушел на фронт и погиб как герой. Семья его, жена, две дочери и сын сразу же уехали из села в город.

3. Мои университеты.

В школу я пошел в 1930 году. К этому времени посредине села, на большом бугре, колхозом было выстроено большое деревянное здание школы с тремя вместительными классами. В каждом классе стояла круглая объемная печь. С раннего утра печи топили дровами и мы приходили в уже теплые классы. Директором школы был Молянов Виктор Георгиевич. Учительницу, кажется, звали Елизаветой Николаевной. Ребятишек в школе было много, за каждым столом сидело по трое, а то и по четверо. Все были обуты в лапти, одеты в штаны из домотканой дерюги и рубашки, перешитые из материнских кофт и юбок. У некоторых были холщевые сумки.

Одежда того времени в деревнях не отличалась разнообразием. И взрослые, и дети были одеты в рубахи и штаны из грубой домотканой ткани, окрашенной в темные цвета. Зимой – полушубок из бараньих шкур, на ногах – летом лапти, зимой – валенки, но больше босиком. Спали на полу, на соломой набитом матрасе, либо на лавке, зимой – на полатях и печи. Укрывались теми же шубами и выделанными бараньими шкурами. Было у нас одно стеганое одеяло у матери с отцом, но мы его не жаловали; под ним было холодно. Постельного белья не было, полотенец тоже. Когда умывались или мыли руки, вытирались рукавом или подолом. Но была у нас баня, которую топили по субботам, все по очереди мылись щелоком, который заготавливала мать из золы и воды. Мыло было дорогим удовольствием и я впервые вымылся мылом уже почти взрослым. Баня была в семьях ритуалом священным. Распарившись, мы отлеживались на лавках, ждали из бани последнего. Потом садились за стол, на котором шумел угольный самовар. Чай мать заваривала из трав. Ужинали, и все ребятишки обязательно получали потом что-то вкусненькое. Кусочек сахара, леденец, или сваренное вкрутую в том же самоваре куриное яйцо.

Учился я легко, но плохо. Я умел хорошо слушать, у меня была хорошая память. Учебников не было. Родители не старались учить детей. Так, читать и расписаться. Приучали работать на земле. Помню, мне было лет шесть, когда отец впервые подсадил меня на лошадь, дал в руки вожжи и велел самостоятельно боронить только что вручную засеянную землю.

Но мой отец заставлял меня и учиться. Четыре года я проучился в Вазьянской школе. Многие мои товарищи на этом закончили свое образование. А меня отец отвез в село Яблонка, что километрах в пяти от Вазьяна, где была семилетка. Жить определил к Шостаковым Ивану Ивановичу и Матрене Алексеевне, которая приходилась моему отцу племянницей. У них я прожил три года, был им как сын и потом, когда они переехали жить в город Горький, я часто бывал у них. До конца жизни я им был как сын, и благодарен им буду до конца моей жизни.

Семилетка в Яблонке располагалась в бывшем барском доме. При доме был большой парк и пруд. Преподавание велось очень строго, здесь никто никого не держал, поэтому пришлось здорово подтянуться. В селе была библиотека и я стал много читать. Помню, классным руководителем у нас был Камаев Серафим Иванович. Из учителей помню географа Василия Степановича, супругов Егорочкиных. Здесь, в школе, я вступил в комсомол.

В 1938 году я закончил Яблонскую школу и стал думать, куда идти учиться дальше. Выбрал авиационный техникум в Горьком, поехал, но не поступил. Мои друзья Шипунов Николай и Совенков Леонид, которые сразу после Вазьянской школы поступили в ФЗУ, пригласили меня к себе в общежитие. Уговаривали меня поступать к ним в училище. Я ночевал у них ночь, нахватал вшей и сбежал домой, даже кепку оставил.

Осенью того же года председатель колхоза «Вазьянец» И.А.Михеев направил меня учиться в Районную колхозную школу на ветеринара. В колхозах нужны были специалисты, и школа готовила счетоводов, механизаторов, агрономов, ветврачей. Школа была расположена в конюшнях бывшего Зеленогорского монастыря, между селами Зеленые Горы и Чегодаевка. Здесь я учился хорошо. В то время школой заведовал Рысев Иван

Елисеевич. Из учителей помню Бросалову Анну Алексеевну, которая потом возглавила школу. В этот год со мной учились в РКШ односельчане Ежков Иван Егорович на бухгалтера, Юданов Иван Андреевич и Панкратов Михаил Григорьевич на механизаторов, на ветеринара учился только я. До Зеленых гор от Вазьяна больше 20 километров, пешком не походишь каждый день и мы жили при монастыре. Каждую субботу председатель колхоза выделял лошадку и нас привозили домой, а в понедельник отвозили на учебу.

Учился я всего один год. Знания, полученные в школе, стали основательной базой по этой профессии на всю мою оставшуюся жизнь. Больше тридцати лет я отработал потом ветеринарным доктором, конечно, учился всегда. Учился на семинарах, на курсах, но главные знания мне давали книги и журналы, которые я выписывал и покупал в несметных количествах. Проработав ветеринаром всю жизнь, я был беззаветно влюблен в свою профессию, имел успех и правительственные награды.

Курсант училища 1942 год. Фото с военного билета.

Но это не все мои университеты. Потому что началась война и в феврале 1942 года меня призвали в армию. Очевидно, ветеринары на войне были не нужны, и меня направили учиться в военное училище – Московское пулеметно-минометное. Оно располагалось в Казани. Но на момент стремительного наступления немцев в начале войны было перебазировано в район станции Хлебниково, под Москвой. Да и называлось оно в Казани - военное финансово-экономическое, но было срочно переформировано в пулеметно-минометное. Учиться было очень тяжело. Дисциплина – строжайшая, нагрузка – неимоверная, трехгодичный курс училища мы прошли за девять месяцев! Курсантов пачками отправляли на фронт. За любую провинность. Но я выдержал и лекции по двенадцать часов в день, и бесконечные маршировки на плацу, и ночные вахты. Кормили плохо, в казармах было холодно, физическая нагрузка зашкаливала, особенно когда узнали, что училище будет участвовать в параде войск в Москве на Красной площади 7 ноября 1942 года. Я тренировался, но на парад не попал: спешно получив корочку об окончании училища и звание младшего лейтенанта, в ноябре 1942 года я принял минометный взвод на Волховском фронте.

В училище с другом. 1942год. Я слева, мне двадцать лет.

4. Семья.

Надо сказать, что к тому времени, как я попал на фронт, я уже был женат на Нине Васильевне Ереминой. Наша с ней свадьба состоялась 7 ноября 1940 года. Иван Иванович Шостаков дал мне на свадьбу свой костюм. Отец мой купил нам маленький домик у Мохового болота на Заозере в Вазьяне, покрыл его свежей соломой и мы стали жить. Из дома родителя я взял топор и косу. Остальное стал наживать сам.

Свадебное фото. Борис и Нина. 7 ноября 1940 год.

Нам было всего по восемнадцать лет. Нина - это единственная женщина, которую я любил в жизни, любил с детства, а она любила меня. Прожили мы с ней больше сорока лет, родили и вырастили с ней пятерых детей. Скажу больше, это за ней я пошел учиться в Яблонскую школу, ради нее учился на ветеринара, чтобы была работа и возможность содержать семью, наверное, ради нее я прошел страшное пекло войны и остался живой. И все хорошее, что я сделал в жизни, я сделал для нее.

Нина Васильевна родилась 14 сентября 1922 года, вместе со мной закончила Яблонскую семилетку и пошла работать секретарем в Вазьянский сельсовет. По тем временам это было достойное образование и должность. У ее родителей - Анны Михайловны и Василия Ивановича Ереминых - было еще двое детей: старшая дочь Мария и младший сын Владислав. Жили они от нас неподалеку.

Еремин Владислав Васильевич, участник Великой Отечественной войны

Я уже обмолвился, что любил Нину с детства, Выражалось это по-разному. Помню, мог часами торчать у их дома и ждать, когда она выйдет. Иногда озоровал, или совершал что-то такое, чтобы она обратила на меня внимание. В 1936 году, зимой, Василий Иванович, отец Нины, пошел на железнодорожную станцию «Бобыльская», встречать жену с поезда. Была ночь, сильная метель, он заблудился и замерз. Два дня его искали по полям между Вазьяном и Вадом.

Мне тогда было 14 лет. Я был крепким, выносливым, хорошо бегал на лыжах. И я решил, пока не найду, не вернусь в деревню. Бог знает, сколько я колесил по Благим вершинам, оврагам по реке Ватьме, но я нашел его. Скатываюсь на лыжах с горы в глубоченный овраг – а он висит на кустах. Такой ужас меня взял, что я как на крыльях из оврага вылетел! Смотрю, кто-то на санях едет, машу руками… Я потом понял, почему Василий Иванович пошел не к станции, а совсем в другую сторону. В совхозе «Красный Октябрь», который располагался между селами Стрелкой и Чувахлеями, была своя электростанция. И он принял этот мерцающий в пурге свет за железную дорогу. Попал в глубокие овраги, которые назывались «Благие вершины», из которых и в хорошее время было не вылезти! Снега – по грудь! Чтобы не замерзнуть, он не садился, отдыхал стоя, выбился из сил, да так и остался стоять, держась за толстые стволы орешника. В те времена такая смерть была не редкостью. Нет-нет да кто-то из односельчан заплутает в зимней круговерти, а это, считай, верная смерть. Снегу порой наваливало столько, что не то что санный путь в поле, а и жилые дома заметало до печной трубы.

А вообще Василий Иванович был очень одаренным человеком, мастеровым. В годы первой мировой войны он попал служить в Балтийский флот, выучился там на судовую специальность слесаря-моториста, его ценили и уважали как работника, оставляли работать и после окончания войны и срока службы. Но его жена, Анна Михайловна, а к тому времени он был женат, и у него была дочь Мария с 1912 года рождения, боясь революционных выступлений и репрессий, отговорила его от дальнейшей службы и увезла в Вазьян. Здесь, в селе, он поставил в горе кузницу и основал кузнечное ремесло. Ковал орудия труда, подковы для лошадей. По рассказам, не было такого дела, с которым бы он не справился. Ковал скобы, гвозди, косы, серпы, до ложек и вилок! Спрос был большой, он быстро пошел в гору. Купил лошадей, инвентарь, обрабатывал землю по найму. В 1929 году он тоже сдал все в колхоз, и скоро на месте его кузницы осталась одна яма.

Хочется несколько слов сказать и об Анне Михайловне, моей теще. Она была женщиной грамотной, даже просвещенной, что было редкостью тогда в деревнях. Она легко разбиралась в ситуации, всем на свете интересовалась, давала советы, ныряла или «мыряла» в любые дела, за что от односельчан получила прозвище «Мыра». Помню, я уже работал ветеринаром, прививал коров от сибирской язвы в Ивановке. Деревня большая, скота много, вернуться домой не смог, заночевал в деревне. А утром, часов в пять, вышел доделать работу, смотрю, а моя тещенька у дома стоит, где я ночевал. Это она за двадцать километров, ночью, пришла проверить меня, почему я не пришел домой. Постояла, посмотрела, и пошла назад. Но я ее уважал.

Анна Михайловна рано осталась сиротой. Помню, у нее было два брата, которые совсем юными уехали в Нижний Новгород работать, вроде Вениамин и Семен. У них были семьи и дети. Просвещенность Анны Михайловны шла от золовки Дуни, сестры мужа, которая много лет служила в няньках в городе у очень состоятельных и просвещенных людей, господ Коняхиных. Анна Михайловна часто ездила к ней, ее тепло принимали. Даже одежда на фотографиях на ней городская, и вела она себя соответственно. Вот и тогда в 1936 году она возвращалась на поезде из Нижнего от Дуни. Поезд на станцию прибывал ночью, Василий Иванович пошел ее встречать…

Ерёмин Василий Иванович. 1918 год.

Ерёмина Анна Михайловна. 1920 год.

Так или иначе, мы с Ниной дождались, когда ей исполнится восемнадцать и расписались. Много чего было в жизни, но Нина была для меня свет в окошке. Прожили мы всего ничего - и… расставанье, война! В военное училище меня вначале послали в Казань, но училище быстро перебазировали в Москву. Я успел написать ей, что такого-то числа наша часть будет проезжать через нашу железнодорожную станцию. Я всю ночь стоял в тамбуре, а она всю ночь стояла с братом на перроне, беременная. Поезд пронесся без остановки, я махал в темноту, но никого не успел увидеть. А она потом уверяла, что видела меня…

Панкратова (Ерёмина) Нина Васильевна. 1946 год.